Неточные совпадения
Так начиналась своеобразная фантастическая лекция о жизни и людях — лекция, в которой, благодаря прежнему образу жизни Лонгрена, случайностям, случаю вообще, — диковинным, поразительным и необыкновенным
событиям отводилось
главное место.
Такое представление о капитане, такой образ и такая истинная действительность его положения заняли, по праву душевных
событий,
главное место в блистающем сознании Грэя.
Я записываю лишь
события, уклоняясь всеми силами от всего постороннего, а
главное — от литературных красот; литератор пишет тридцать лет и в конце совсем не знает, для чего он писал столько лет.
Тут прибавлю еще раз от себя лично: мне почти противно вспоминать об этом суетном и соблазнительном
событии, в сущности же самом пустом и естественном, и я, конечно, выпустил бы его в рассказе моем вовсе без упоминовения, если бы не повлияло оно сильнейшим и известным образом на душу и сердце
главного, хотя и будущего героя рассказа моего, Алеши, составив в душе его как бы перелом и переворот, потрясший, но и укрепивший его разум уже окончательно, на всю жизнь и к известной цели.
Рахметов просидит вечер, поговорит с Верою Павловною; я не утаю от тебя ни слова из их разговора, и ты скоро увидишь, что если бы я не хотел передать тебе этого разговора, то очень легко было бы и не передавать его, и ход
событий в моем рассказе нисколько не изменился бы от этого умолчания, и вперед тебе говорю, что когда Рахметов, поговорив с Верою Павловною, уйдет, то уже и совсем он уйдет из этого рассказа, и что не будет он ни
главным, ни неглавным, вовсе никаким действующим лицом в моем романе.
Те читатели, которые близко знают живых людей этого типа, надеюсь, постоянно видели с самого начала, что
главные мои действующие лица — нисколько не идеалы, а люди вовсе не выше общего уровня людей своего типа, что каждый из людей их типа переживал не два, не три
события, в которых действовал нисколько не хуже того, как они у меня.
Всю мою жизнь я тосковал по разговору о самом
главном, о последнем, преодолевающем дистанцию и условность, означающем экзистенциальное
событие.
Я не хочу писать воспоминаний о
событиях жизни моей эпохи, не такова моя
главная цель.
Я всегда много читал, но чтение книг не есть
главный источник моей мысли, моей собственной философии;
главный источник —
события жизни, духовный опыт.
В сентябре 1861 года город был поражен неожиданным
событием. Утром на
главной городской площади, у костела бернардинов, в пространстве, огражденном небольшим палисадником, публика, собравшаяся на базар, с удивлением увидела огромный черный крест с траурно — белой каймой по углам, с гирляндой живых цветов и надписью: «В память поляков, замученных в Варшаве». Крест был высотою около пяти аршин и стоял у самой полицейской будки.
Дня через два на
главной улице маленького уездного городка произошли два
события: во-первых, четверней на почтовых пронеслась карета Мари; Мари сидела в ней, несмотря на присутствие горничной, вся заплаканная; Женя тоже был заплакан: ему грустней всего было расстаться с Симоновым; а второе — то, что к зданию присутственных мест два нарядные мужика подвели нарядного Ивана.
Луше делалось просто страшно, когда она оставалась одна с отцом; его постоянный крик и смех болезненно раздражали ее напряженные нервы, и она по целым часам, против воли, прислушивалась к бессвязной болтовне отца, которая вертелась
главным образом около текущих
событий.
Понятное дело, что такое выдающееся
событие, как бал, подняло страшный переполох в женском заводском мирке, причем мы должны исключительно говорить только о представительницах beau monde’a, великодушно предоставивших всем другим женщинам изображать народ, — другими словами, только декорировать собой
главных действующих лиц.
В газете наряду со сценами из народного быта печатались исторические и бытовые романы, лирические и юмористические стихи, но
главное внимание в ней уделялось фактам и
событиям повседневной московской жизни, что на газетном языке называлось репортажем.
Главною причиной такого неожиданного переворота в общественном мнении было несколько слов, необыкновенно метко высказанных вслух одною особой, доселе не высказывавшеюся, и разом придавших
событию значение, чрезвычайно заинтересовавшее наше крупное большинство.
Пока все это творилось в мире официальном и общественном, в мире художественном тоже подготовлялось
событие: предполагалось возобновить пьесу «Тридцать лет, или жизнь игрока» [«Тридцать лет или жизнь игрока» — драма в трех действиях французских драматургов Виктора Дюканжа (1783—1833) и Дино.], в которой
главную роль Жоржа должен был играть Мочалов.
Люба стала
главною нитью, связывающею его с жизнью города: ей были известны все
события, сплетни, намерения жителей, и о чём бы она ни говорила, речь её была подобна ручью чистой воды в грязных потоках — он уже нашёл своё русло и бежит тихонько, светлый по грязи, мимо неё.
Действительно, я в этом нуждался. За два часа произошло столько
событий, а
главное, — так было все это непонятно, что мои нервы упали. Я не был собой; вернее, одновременно я был в гавани Лисса и здесь, так что должен был отделить прошлое от настоящего вразумляющим глотком вина, подобного которому не пробовал никогда. В это время пришел угловатый человек с сдавленным лицом и вздернутым носом, в переднике. Он положил на кровать пачку вещей и спросил Тома...
— Сегодняшний день, — сказал он, — полон
событий, хотя все
главное еще впереди. Итак, вы сказали, что произошла схватка?
Разве любовь была
главным занятием общества и
главною двигательницею
событий в изображаемые им эпохи?
Франция,
главный театр
событий переворота, всего более страдала.
Любовь к выпивке, пристрастие к хорошей понюшке табаку и чрезвычайная беззаботность относительно внешних
событий — таковы были
главные особенности его характера.
Событие, рассказ о котором ниже сего предлагается вниманию читателей, трогательно и ужасно по своему значению для
главного героического лица пьесы, а развязка дела так оригинальна, что подобное ей даже едва ли возможно где-нибудь, кроме России.
Нужно, чтобы роман имел в основании своем какую-нибудь идею, из которой бы развилось все его действие и к осуществлению которой оно все должно быть направлено; нужно, чтобы это развитие действия совершенно свободно и естественно вытекало из одной
главной идеи, не раздвояя интереса романа представлением нескольких разнородных пружин; нужно, чтобы в описании всех предметов и
событий романа автор художественно воспроизводил действительность, не рабски копируя ее, но и не позволяя себе отдаляться от живой истины; нужно, наконец, чтобы романические характеры не только были верны действительности, но — верны самим себе, чтобы они постоянно являлись с своими характеристическими чертами, отличающими одно лицо от другого, словом — чтобы с начала до конца они были бы выдержаны.
Разговор перешел на университетские
события, все еще составлявшие
главную тему толков того времени.
Я не стану усекать одних и раздувать значение других
событий: меня к этому не вынуждает искусственная и неестественная форма романа, требующая закругления фабулы и сосредоточения всего около
главного центра.
В тогдашнем Петербурге вагнеризм еще не входил в моду; но его приезд все-таки был
событием. И Рубинштейн относился к нему с большой критикой; но идеи Вагнера как создателя новой оперы слишком далеко стояли от его вкусов и традиций. А"Кучка", в сущности, ведь боролась также за два
главных принципа вагнеровской оперы; народный элемент и,
главное, полное слияние поэтического слова с музыкальной передачей его.
Но борьба их не вытекает из естественного хода
событий и из характеров лиц, а совершенно произвольно устанавливается автором и потому не может производить на читателя той иллюзии, которая составляет
главное условие искусства.
А переносимся мы,
главное, потому, что, какие бы чуждые нам
события ни описывал Гомер, он верит в то, что говорит, и серьезно говорит о том, что говорит, и потому никогда не преувеличивает, и чувство меры никогда не оставляет его.
Миссия исторического романиста выбрать из них самые блестящие, самые занимательные
события, которые вяжутся с
главным лицом его рассказа, и совокупить их в один поэтический момент своего романа.
Жверждовский
главным образом желал, чтобы какое-либо резкое
событие, преувеличенное молвой и шляхетской ложью во сто крат, громко заявило бы Европе, что и дальняя Могилёвская губерния живо и сильно откликнулась на национальный призыв Польши 1772 года.
Приобретение власти, праведное или неправедное, сохранение или распространение приобретенной власти, возвращение власти утраченной — вот
главное ее содержание, около которого сосредоточиваются все другие исторические
события.
В то время, когда совершались рассказанные нами в предыдущих главах
события, как исторические — свержение и осуждение митрополита Филиппа, так и интимные в жизни одного из
главных лиц нашего повествования, выдающегося в те печальные времена, исторического, позорной памяти, деятеля, Малюты Скуратова, жизнь в доме Василия Прозоровского текла в своем обычном русле и на ее спокойной по виду поверхности не было не только бури, но и малейшей зыби или волнения.
Граф Литта,
главный виновник столь приятного для государя
события, оттеснил всех прежних любимцев императора, за исключением графа Ивана Павловича Кутайсова, и получил огромное значение при русском дворе.
Кампания ознаменовалась грабежами и завершилась бедственным обратным походом в ужасную осеннюю распутицу. Во время последнего армия потерпела больше, чем понесла бы вреда от поражения. Отступление после победы произошло, несомненно, из соображений невоенных.
Главною причиною этого странного
события был наследник престола, благоволивший к прусскому королю, с которым государыня вела войну.
Донос Перфилия в
главной его сущности подтверждался, и только в частности эти церковные
события немножко варьировались. По делу видно, что дикастерия, вероятно, точно исполняла свое намерение допрашивать свидетелей «порознь».
Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но
главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи
события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия.
Кроме того,
главный источник заблуждения нашего в этом смысле происходит от того, что в историческом изложении целый ряд бесчисленных, разнообразных, мельчайших
событий, как, например, всё то, чтò привело войска французские в Россию, обобщается в одно
событие, по тому результату, который произведен этим рядом
событий, и, соответственно этому обобщению, обобщается и весь ряд приказаний в одно выражение воли.
Около же алтаря поп Кирилл на дьяконе не ездил», но зато «в 725 году, мая, против 20-го числа», бес попутал отца Кириллу другим искушением, о котором сторож Михайла открылся дикастерии в таких словах, которых в подлинности переписать из его показания, по условиям печати, невозможно, и приходится только слегка и намеками обозначить — в чем состояла
главная суть этого нового
события.
Нет; я посвящаю его имени Ф. И. Буслаева потому, что это оригинальное
событие уже теперь, при жизни
главного лица, получило в народе характер вполне законченной легенды; а мне кажется, проследить, как складывается легенда, не менее интересно, чем проникать, «как делается история».